o Пресвятая.Скумбрия! o ~|~ Эйхе ~|~
Я это дописала. Ровно неделя и ровно 9 страниц 12м шрифтом) А, нет, даже чуть больше. Не уверена, если честно, что осилю все это перечитывать
Итак, Доротея фок Шнеевайс
ПредыгровоеПредыстория
Когда только собиралась на игру, то уже хватило паранойи: а вдруг не справлюсь, да еще с такими сильными игроками играю, да и вообще… Канон читала 3 года назад и не весь, про Бергмарг знала только то, что там маркграф и Урфрида, у которой вроде как что-то было с Лионелем >< С понятиями об этикете все плохо. Со знанием танцев все плохо. Плюс ко всему тогда еще не ясно было, что с работой и графиком, а в планы на ноябрь кроме «Ноймара» и «Лаи к» внезапно добавилась перенесенная «Магическая Америка». После Лаик паранойя усилилась тем, что очень боялась не вролиться, и привычным уже страхом не сыграться, ибо даже после 3х игр я по-прежнему дилетант. Бодрость духа поддерживал только вызов: ах, там много сильных и опытных игроков? Значит, я смогу многому научиться.
Представить Доротею упорно не получалось. Как она росла, что любит, какой у нее характер, как она относится к маркграфине, к Альберту, к фок Хайдену… Какой она видит свою жизнь, что для нее важно, чем она готова пожертвовать и ради чего? Из-за подготовки к Лаик и работы, а также состояния тупняка, в которое меня повергала перспектива игровой переписки с персонажем, к которому я так и не определилась, что чувствую, письма писались в последний момент с привлечением духа матушки (то бишь Снежи) и мучительным высасыванием из пальца тем для писем. И здесь же прозвучала фраза, во многом определявшая не только мое взаимоотношение с персонажем на игре, но и характер Доротеи: «Она же живая. Думает о чем-то, что-то чувствует… Об этом и пиши». Я и написала – о гадании на судьбу, еще о чем-то милом и вполне невинном… Таким же вышло и еще одно мучительно сочиняемое в поезде уже письмо – ответ на высказанное в последнем письме Альберта желание просить моей руки. Увы, я дословно его не помню, а все черновики, равно как и личный дневник, который Доротея вела на игре, после одного из разговоров с Урфридой я уничтожила.
Еще из занятного предыгрового – сшитая хлопчатобумажная нижняя юбка. На тот момент я то ли не отошла еще от Жюльена, то ли не давали покоя лавры Айрис Окделл с ТЛ, но я поняла, что ни одна из нижних юбок не пойдет, в случае чего, на пафосную перевязку просто потому, что ее будет не порвать. Когда юбка уже была дошита, Доротея заявила, что она же все-таки девушка, и хочет _красивую_ нижнюю юбку. Обшила по низу кружавчиками, полюбовалась на свое творение и поняла, что рвать его будет жалко… Впрочем, это все равно не пригодилось.
Второй занятный момент – первое объяснение с Гербертом фок Хайденом, случившееся, согласно загрузу, за месяц до момента игры. Прочитав оный загруз, я заподозрила (не всерьез, но все же…) диверсию Альберта: такими словами просят не руку и сердце, а чем-нибудь тяжелым по голове. Переиграли эпизод в скайпе, Доротея предсказуемо смутилась и пообещала подумать.
Заехала в коттедж вместе с мастерами сильно заранее, и это тоже сыграло свою роль: было время настроиться на игру, сжиться с коттеджем. За подшучиванием друг над другом («Сударь, прошу Вас, в следующий раз предупредите, когда соберетесь шутить…») и болтовней о суровых северных женщинах незаметно прошло время до игры.
Вечер-ночь, день первый. Неприятности, залитые сиропом.Вечер-ночь, день первый. Неприятности, залитые сиропом.
Честно говоря, начало игры я помню довольно смутно. Торжественный вечер, который после оглашения завещания плавно перетекает в полувоенный совет. Кажется, после того, как Урфрида, вернувшись с семейного разговора, меня отпустила, я направилась в свою комнату и решила начать вести дневник, благо делать пока было особо нечего. Да, верно. Как потом ответила госпоже маркграфине на ее вопрос о причинах, оставаться незамужней девушке там было просто не с кем: не с адьютантами же, коим более по нраву общество вина и госпожи Дютиль? Зато удалось пострадать на тему того, что Альберт мил, конечно, но все же капитан фок Хайден мне нравится больше, а к герцогу Ноймаринену, который больше никогда не подпишется Альбертом Доннербургом, я не испытываю ничего кроме дружеских чувств.
Потом последовала прогулка с моей покровительницей и адьютантом Альберта. Переоценив свою шаль и морозостойкость, попросила последнего все же принести плащ… И, пока он отлучался, госпожа маркграфиня огорошила: ее брат просил разрешения переговорить со мной, и, вероятно, я догадываюсь, о чем будет этот разговор? Доротея, конечно, догадывалась, о чем, но совершенно не представляла, что скажет в ответ. Разговоры о судьбе и желаниях, которые почему-то сбываются как правило или слишком поздно, или так, что уж лучше бы не сбывались. Расспросы Михаэля Фризена обо мне, заставившие вспомнить родное поместье, скромный, но уютный сад, поля, по которым мне нравилось скакать верхом… Но про последнее уже не было сказано ни слова, потому что со всем этим Доротея вспомнила детство и мать, смерть которой, несмотря минувшие на 4 года, все еще порой воспринималась остро и болезненно. Поэтому остаток прогулки девушка провела в печальных раздумьях и воспоминаниях, слушая историю Фризена.
Прогулка закончилась, после чего меня представили Маркусу Ноймаринену, который был столь любезен, что обещал найти потерянную на прогулке траурную вуаль. Оставив брата и сестру беседовать, снова вернулась в комнату… точнее, попыталась, т.к., кажется, именно в этот момент адъютант маркграфа захотел со мной поговорить. Я ничего не могла ему сказать хоть сколько-то определенного, и предстоящий разговор меня пугал, а потому, обрадованная появлением своей покровительницы я скомкано попрощалась и юркнула за ней в комнату. Разговоров с госпожой маркграфиней у Доротеи было много, один другого прекраснее, кажется, в этот я уточняла, что она думает про адьютанта своего супруга, и призналась, что он проявляет ко мне внимание. Урфрида охарактеризовала фок Хайдена как честного, смелого и преданного офицера, но это мало мне помогло) Разговариваем и об Альберте. Моя покровительница признается, что обещала брату не обсуждать со мной эту тему до моего разговора с ним, но после она со мной поговорит, причем очень серьезно, а, возможно, даже жестко.
Кажется, какую-то часть вечера я не помню, т.к. была, если не ошибаюсь, еще одна попытка поговорить со мной, в которой Герберт фок Хайден признался, что передавал записку с просьбой о встрече. Записку я не получала и поспешила вернуться в комнату, практически сразу после чего в нашей комнате появилась Марион Дютиль, которая хотела со мной переговорить. Урфрида отпустить меня с ней отказалась, а госпожа Дютиль не захотела раскрыть причину свего визита и нас покинула. Тогда –то Доротея и созналась, что, кажется, знает причину этого визита, и о том, что фок Хайден делал ей предложение, на которое девушка не знает, что ответить. Маркграфиня просила в случае возобновления подобных разговоров направлять мужчину к ней, как ответственной за мою судьбу. Я ей была очень благодарна.
Сойдясь на том, что все происходящее стоит чем-то запить, Урфрида достала из запасов что-то не очень крепкое, но отменно сладкое и, кажется, персиковое. Так родилась коронная фраза «утопить в сиропе», которая после не раз помогала хоть немного примириться с творящимся вокруг хаосом.
Госпожа маркграфиня отошла ко сну, но мне не заспалось: мешали мысли, а также творящийся за дверью шум и женское любопытство. Выйдя на балкон подышать свежим воздухом, и не включив свет, случайно стала свидетельницей того, как адъютант Первого маршала нарывается на дуэль, а после все с того же балкона даже увидела ее финал. К несчастью, на этом же балкончике, заинтересовавшись приоткрытой дверью, меня застал капитан фок Хайден, и в этот раз отвертеться от разговора не удалось. Фактически, избегать этого разговора и далее было столь же неприлично, сколь и соглашаться на него, кроме того, это было попросту некрасиво по отношению к фок Хайдену. Торопливо прерываю его и заставляю подняться с колен, мне ужасно неловко. Разговариваем… Признаю, что да, я все еще не могу дать точного ответа, и нет, дело не в сопернике, а во мне и только во мне. А также в маркграфине, у которой, собственно, и надо просить моей руки. Капитан хочет знать, как отношусь к нему непосредственно я, получает в ответ мои слова о том, что если бы он был мне неприятен, я бы сейчас с ним не разговаривала. Напоследок интересуется, может ли он идти к маркграфине за ее согласием, видимо, считая, что свое я уже дала, я же, не разубеждая его в этом, быстро ретируюсь в свою комнату. У меня еще есть немного времени подумать, а потом разговор возьмет на себя моя покровительница. от усталости и полнейшей запутанности ситуации, от невозможности сделать выбор – я ведь только недавно я перечитывала письма Альберта, с которым тоже завтра предстоит разговор – слезы подкатывают к глазам. Топлю разговор в рюмке сиропа. Урфрида давно спит, большинство гостей отошло ко сну, и сил практически не остается. Остается идти спать, и тут наступает засада: надо как-то выпутаться из платья! Пытаюсь найти Ульриха – но он занят, немногие бодрствующие интересуются, чем они могут мне помочь, но не просить же маркиза Салину расшнуровать мне корсет! Пытаюсь высвободиться из платья сама, предсказуемо завязываю узел и, о счастье! на очередном витке метаний по коттеджу вижу отца Константина. Меня с проклятьями извлекают из платья, попутно отбиваясь от просьб об исповеди, и желают доброй ночи. Запихиваюсь в ночную сорочку, нахлобучиваю на голову чепчик а на плечи шаль и иду чистить зубы, чтобы на обратном пути именно в таком виде познакомиться таки с незадачливым дуэлянтом, коего зовут Мориус Бежар. Убедившись, что тот уже вполне себе жив, здоров и даже собирается завтра меня представить своему другу, решаю, что на сегодня событий с меня явно хватит. На часах около 5 утра, а Доротея твердо намерена встать к утреннему уроку танцев
Первая половина второго дня. Проверка чувствПервая половина второго дня. Проверка чувств
Увы, по прошествии нескольких дней я могу что-то забыть, а что-то художественно переврать, прошу простить меня за это.
Утро началось с вопля будильника, а также отсутствия воды и света. На первом этаже мэтр Филдинг в печали пытался выяснить, будет ли все же урок танцев, и если да, то когда и с кем, мастер пытался выяснить, когда включат воду-свет-отопление, я выясняла, куда подевалась привезенная мной овсянка. Поскольку сборы шля вяло, я успела позавтракать и вообще, кажется, мозолила глаза окружающим до тех пор, пока меня не спросили, действительно ли я собираюсь учиться танцевать в ночной сорочке. Пришлось подняться, благо приехала Гизелла, да и Урфрида уже проснулась. Со сборами немного затянули, тем более, что надо было затянуть в платье госпожу маркграфиню, в итоге волосы скалываю во что-то безыскусное. Спускаемся вниз, учимся танцевать. Фраза «То, что справа – дама», безусловно, запомнится надолго. К нам присоединяются какие-то люди, кто-то покидает нас, занятый делами… Честно говоря, я не помню, что именно и в каком составе мы повторяли, увы… Зато точно помню, что там были 2 алеманды, в которых я запуталась и решила непременно подойти к мэтру Филдингу после, раз уж сейчас он был занят. Ко мне подходит Альберт, уверяет, что его чувства остались неизменными, и, несмотря, на новые обстоятельства, он по-прежнему хотел бы видеть меня своей женой. Разговор ожидаем, и это счастье, что ответ можно не давать прямо сейчас.
Начинается охота. Кажется, я успеваю еще до нее подняться в свою комнату, но был ли разговор с моей покровительницей или нет, и о чем, увы, уже не помню. Скорее всего, был, но, в любом случае, короткий и не об Альберте.
Охота проходит довольно странно. Был азарт, причем, кажется, одному из волков дважды досталось от меня мячиком по голове – притом, что с меткостью у меня очень печально. Был раненый маркиз Салина, которому госпожа маркграфиня делала перевязку из моего и своего платочков, а молодой человек рвался на подвиги и не желал дождаться, пока его осмотрит лекарь… Был волк, бросившийся на меня практически в беседку, и погибший от чьего-то выстрела. Был раненый Эрвин Ноймаринен, пытавшийся улыбаться и заверять, что все нормально и не надо беспокоиться. Была попытка выйти на помощь раненым – и шаг назад, после слов Леоны Ноймаринен и понимания, что, выйди я сейчас, от меня будет не сколько помощь, сколько новые заботы из-за моей беспомощности. Был раненый генерал Рейфер, сокрушавшийся из-за своего мундира… и принявший платок, чтобы перевязать свою рану. Собственная беспомощность, в которой только и остается надеяться на других и говорить о ерунде с дриксенским генералом, только бы не думать происходящем…
Наконец, охота завершается, раненых ведут в дом. Гизелла ранена, заводим ее в комнату. Туда же проходит ее разозленная сестра и мэтр Филдинг, после присоединяется и Альберт…
Ранены всего семь человек, и по какой-то причине именно мне приходится помогать Первому маршалу добраться до своей комнаты. Как-то справляюсь с лестницей, собственными юбками и старающимся не слишком опираться на даму подопечным… Спрашиваю, как он себя чувствует, и, видя, как пытающийся выпрямиться раненый шипит, что хорошо, извиняюсь за неуместный вопрос. Поднимаемся на площадку – и я вижу стоящего у стены капитана фок Хайдена. Окликаю его, но, видимо, недостаточно громко. Хочется рявкнуть, но кто я такая? Уж явно не базарная торговка, и не его непосредственный начальник. Всего лишь девушка, которую он обещал оберегать, и о которой хотел заботиться… Адъютант маркграфа замечает меня и, подойдя, вновь уходит – за лекарем… Что ж, пусть так. Вновь заглядываю в комнату маршала Савиньяка – раненый мужчина практически без движения лежит на кровати. Не рискую как-либо его беспокоить, только интересуюсь, не нужно ли чего, может быть воды? Лекарь сейчас занят, но он обязательно подойдет, как только освободится… Меня просят позаботиться о пистолете, который Первый маршал использовал на охоте – забираю оружие и обещаю вернуть владельцу. Впрочем, на глаза почти сразу попадается Маркус Ноймаринен – мы представлены, и он явно разбирается в оружии лучше меня. Определив предполагаемого владельца пистолета – генерала Рейфера – молодой человек обещает передать оружие. В комнате раненая Гизелла, которая хочет о чем-то переговорить с отцом Константином, у дверей обеспокоенный адъютант Альберта – Михаэль? – интересуется, как девушка себя чувствует. Не желая мешать разговору, иду в библиотеку. Уже там жалею, что не взяла с собой дневник, но не возвращаться же? Беру перо и бумагу в библиотеке, больше похожей на лазарет, пытаюсь в очередной раз записать свои мысли. Столько всего переменилось за эти сутки, даже меньше! Перо неудобное, и находящийся там же генерал Рейфер просит принести свой письменный прибор, за что Доротея его искренне благодарит. Впрочем, написать удается всего несколько строк: в библиотеку стремительно входит маркграфиня, и я понимаю, что пришло время для того самого разговора. Гизелла уже хорошо себя чувствует и оставляет нас наедине.
Урфрида сообщает, что фок Хайден просил моей руки и просит хорошо подумать. Она честна: адъютант маркграфа не лучшая партия для меня, но он хорошо ко мне относится, и, пожалуй, спокойная жизнь с таким человеком может быть гораздо лучшим выбором чем то, что принесет замужество с Альбертом. Меня не готовили к постоянной жизни на виду, которую должна будет вести герцогиня Ноймаринен, когда каждое слово, каждый жест будут придирчиво оцениваться и, возможно, толковаться превратно. Когда надо будет быть любезной – искренне любезной - с людьми, которые могут быть неприятны или, более того, отвратительны. Когда не у кого попросить совета и некому довериться – даже личному дневнику или исповеднику. Когда на тебя всегда, всегда! будут смотреть как на выскочку. Когда каждый шаг, каждое слово, каждый жест должны быть безупречны. И при этом – уметь поддержать Альберта, который, на взгляд Урфриды, слишком слаб для того, чтобы быть герцогом.
Создатель! Если бы этот разговор состоялся утром! До того, как она увидела, как маркграф отчитывает на охоте своего адьютанта за бездействие. До того, как оный капитан фок Хайден даже не заметил, что навязывается со своими чувствами. До этого нелепого, но такого показательного случая с раненым графом Савиньяком… Увы. Доротея никогда не сможет уважать такого мужа. От чувств, которые еще вчера едва не пролились слезами, не осталось ничего кроме равнодушного и чуть обреченного облегчения: последний разговор с капитаном фок Хайденом предстоит не ей. Девушка вспоминает настойчивость мужчины и высказывает опасение, что на этом разговоре капитан не остановится… Что ж, в таком случае она может сообщить, что столь навязчивое внимание ей неприятно. После этого Урфрида еще раз настоятельно просит подумать относительно замужества с Альбертом и удаляется.
День второй. События продолжается…День второй. События продолжается…
Еще более сумбурно, увы. И я определенно налажала с последовательностью эпизодов…
Доротея честно пытается подумать. Даже о фок Хайдене, но тут думать особенно не о чем: девушка уверена, что выбор сделан верный. Перечитывает письма Альберта, полные тепла и нежности. Размышляет: готова ли она приложит все усилия, чтобы стать такой герцогиней, которую нарисовала Урфрида: в том, что покровительница описала ситуацию честно и точно, Доротея не сомневается. Девушка молится, размышляет… Включает матушкину музыкальную шкатулку и пытается представить, что бы сказала ей родительница, что посоветовала? Молитвы приносят некоторое успокоение, и ответ. Да, она действительно этого хочет и сможет стать достойной Альберта герцогиней Ноймаринен, если ее поддержит Урфрида. А пока что, как знак того, что прошлая жизнь вот-вот закончится, надо уничтожить дневник. Ничего особенного, всего лишь несколько страниц сентиментальных мыслей, но кто знает, как их смогут использовать? Дописать что-либо, неверно истолковать уже написанное… Да даже записи о том, что ей более по душе капитан фок Хайден, уже могут кого-то заинтересовать. Пора становиться параноиком. Она – слабое место Альберта, и не должна его подвести, тем более так неосторожно.
Доротея спускается вниз, где встречает сразу несколько новостей: мертв отец Константин, а адъютант герцога Ноймаринена взят под стражу. К девушке, как она и опасалась, подходит капитан фок Хайден и пытается что-то ей объяснить. Оправдывающийся перед отвергнутой его девушкой мужчина Доротее неприятен, тем более, что разговор опять сводится к более удачливому сопернику. Девушка невольно выпрямляет спину, одаривая собеседника холодным взглядом. Как можно настолько не хотеть услышать ее, настолько не допускать даже мысли, что виной всему не соперник, а лишь ее выбор? Да еще пытаться как-то объяснить те моменты, которые оттолкнули девушку (видимо, Урфрида не стала щадить чувства фок Хайдена и высказалась довольно откровенно)… Доротея обрывает неприятный разговор, сообщая, что это в любом случае уже не имеет никакого значения.
Стоило адьютанту маркграфа отойти, как его место занимает адютант Первого маршала, Мориус Бежар. Одарив комплиментом, он просит серьезного разговора, начинающегося весьма многообещающе: «Вы готовы спасти другого человека ценой своей жизни?». Доротея слушает. Оказывается, есть обычай, согласно которому незамужняя девица может взять на поруки и в мужья осужденного на казнь, тогда его отпустят. И теперь Бежар готов уцепиться даже за эту надежду, а потому обращается ко мне за помощью. К сожалению, он не знает, за что осужден Фризен, но, но, но…
Вот и началось, думает девушка, отойдя от собеседника… Она еще даже не невеста герцога, а от нее уже зависит чья-то жизнь. Зависит исключительно формально – Доротея не решится на этот шаг, да и не видит в нем смысла: причину смертного приговора она не знает, и это было бы предательством по отношению к Альберту. Урфрида, которой девушка описывает ситуацию, не упускает возможности еще раз ей напомнить: у нее будут просить, умолять, взывать к кому и чему угодно ради того, чтобы она составила протекцию. Привыкайте, Доротея, если Вы действительно этого хотите…
Да, чуть позже в разговоре с Урфридой подтверждает девушка. Я действительно этого хочу. Что ж, тогда никогда не опускайте взгляд. Вы знаете девиз семьи, в которую хотите войти? Доротея скромно опускает взгляд (ибо игрок тормоз и начисто упустил из виду эту информацию, плюс даже не дошел до библиотеки, чтобы это исправить). «Сколько бы вас ни было!» - произносит Урфрида. Она еще раз напоминает, что пока официального согласия на помолвку она не дала, я еще могу передумать, потом, после разорванной помолвки, меня может ждать только монастырь. Страшно. Безумно страшно ошибиться, но выбор уже сделан, и теперь остается только следовать ему. Доротея понимает, что, пожалуй, недостаточно умна, недостаточно эрудированна, начитанна, безукоризненна в этикете и умении владеть собой… Но она приложит все усилия, чтобы это исправить. И будет надеяться, что этого будет достаточно.
После всего происходящего хочется на воздух. Кроме того, уверившись, что да, она сможет, Доротея решает, как и собиралась, уничтожить дневник, который все еще носит в сумочке. Встреченный генерал Рейфер, увидевший, что девушка решает выйти на улицу одна, в провожатые ей настойчиво предлагает своего адьютанта… Но вместо него сопровождать Доротею вызывается брат Альберта, Эрвин – тот самый, что принес вчера потерянную шаль. Бумага занимается практически сразу, на память остается только оплавленная ленточка, которую Тея будет хранить на память. Теперь это – все, что она может себе позволить. Уже подходя к дому Эрвин уточняет, верно ли, что идет речь о моей помолвке с Альбертом и говорит, что будет рад, если я войду в их семью.
Сразу по входу в дом на глаза Доротее попадает мэтр Филдинг. Скоро бал, так почему бы не уточнить те самые шаги в аллеманде Сесиль? Уточнение перерастает в импровизированный мастер-класс по танцам, к которому неожиданно присоединяется сначала адъютант дриксенского генерала, а затем и он сам. Танцы идут весело, тем более, что спустя какое-то время герцог Ноймаринен, Первый Маршал и, кажется, маркграф освобождают нам большую комнату.
Сообщают, что скоро состоится принесение присяги герцога Ноймаринен. Доротея вновь поднимается к себе. На лестнице происходит очередная встреча с адьютантом маркграфа, которому, кажется, уже сообщили о грядущей помолвке Доротеи и Альберта. Кажется, он так ничего и не понял, если поздравляет меня с удачным выбором так, что хочется сказать в ответ какую-то колкость. Впрочем, холодное: «Мы, кажется, уже все обсудили» - вроде бы действует не хуже. Неужели еще вчера я всерьез считала, что влюблена в него?
В замке очередной гость – герцогиня Георгия Ноймаринен. Конечно же, матери с дочерьми предстоит многое обсудить, и Доротея оказывается предоставлена сама себе. Честно говоря, не очень помню, чем она занималась. Кажется, именно тогда я пошла на уже облюбованный балкончик, в печали размышляя о том, как же все-таки странно выходит с желаниями. Я загадывала счастье с фок Хайденом... И какое счастье, что это желание не сбылось! Михаэль загадывал что угодно, но уж точно не смерть… Интересно, то, что загадала Урфрида, также исказилось? За окном мигает фонарь – тот самый, что потух на счет «три!», когда мы загадывали желания… Доротея с горечью приходит к выводу, что никогда больше не будет ничего загадывать. Выхожу с балкона, и вижу разговаривающих фок Хайдена и баронессу Дютиль. Мужчина и женщина стоят достаточно близко друг другу… Что ж, каждый из нас сделал свой выбор, и это даже не обидно, так, всего лишь еще один штрих к портрету человека, уверявшего меня в своей любви…
Или, возможно, именно тогда происходит объяснение с Альбертом… Доротея все еще не знает, чего хочет, практичные соображения (она не готова быть герцогиней и вряд ли будет готова, она понимает, что этот брак крайне не выгоден герцогу Ноймаринен) и романтичные мешаются в голове… И как же ей не хочется терять Альберта! Да и раздумья были такими мучительными, но ведь она почти решилась на этот брак… Будучи практически прижатой к стенке (фигурально выражаясь), Доротея дает свое согласие.
Начинается церемония принесения присяги. Теперь Альберт официально герцог Ноймаринен. После этого неожиданно берет слово Первый маршал, и преподносит в дар щит, который, предположительно, принадлежал Манлию. Идет речь о каком-то ритуале, согласно которому можно обрести некую силу и стать тем самым Щитом Талига. Ритуал надо проводить после заката, а потому решают его отложить. Один из братьев Альберта, Эрвин, нервно теребит шейный платок, и, кажется, не очень хорошо себя чувствует, но все быстро проходит. Видимо, действительно ничего особенного не произошло. Альберт предлагает всем подготовиться к балу, который скоро начнется…
Переодеваемся, попутно обсуждая разные занятные и не очень истории, происходившие на балах. Дамы спустились вниз, а я задержалась, примеряя украшения, и тут в дверь стучит Альберт и просит проследовать за ним. Ничего не понимаю, но иду…
Зато, зайдя в комнату для «короткого разговора», вижу капеллана и сердце ёкает, а потом начинает трепыхаться. Альберт говорит о своих чувствах, и о том, что если брак не совершить сейчас, то потом нам не позволят это сделать… Спрашиваю, почему – и Альберт признается в том, какие именно новости привезла его мать. Доротея мало что понимает в политике, она снова напугана необходимостью делать выбор… Бьется мысль об Урфриде и том, что она осудит, но Альберт уверяет, что формально его сестра свое согласие уже дала. Сама необходимость тайного брака, эта спешка заставляют девушку колебаться… но вечно колебаться невозможно. И понимание того, что или сейчас, или никогда, вынуждает таки дать Доротею свое согласие. Чего тут было больше – любви, нежелания выбирать, боязни как-то строить жизнь заново, без Альберта, после того. как она уже примерила мысленно на себя роль его будущей супруги?.. Не могу сказать, и тогда не могла. А потом стало поздно жалеть. Да Доротея и не пожалела. О чем угодно, но только не о том, что решила связать свою судьбу с Альбертом. *возможно, если бы она допустила к себе это сожаление, то просто сломалась бы*
Капеллан пространно рассуждает о том, что это даже не тайна исповеди и он не обязан хранить тайну, и вообще делает им одолжение… Внутри снова ёкает: девушка осознает, в какую зависимость из-за нее попадает Альберт перед этим малознакомым, по сути, человеком. «Привыкай. Ты всегда будешь его слабостью, его уязвимым местом. И потому не можешь быть слабой» - мелькает в голове. «Сколько бы вас ни было», да?» - отвечает на эти мысли девиз Ноймариненов, отныне – и твой девиз. Cпина непроизвольно выпрямляется. Меняемся браслетами, торопливые и жадные объятия… Теперь я могу называть Альберта по имени. Своего супруга… С подтверждением брака Альберт решает подождать, из комнаты выходим поодиночке – как будто то, что я выхожу из покоев герцога одна не являлось чем-то предосудительным… Но об этом не думалось. Ни о чем не думалось, кроме необходимости спрятать браслет из сумочки куда-то понадежнее, и о том, что теперь они с Альбертом вместе. Воистину, встреча с маркграфом была крайне отврезвляющей)))) Объясняю свой слишком сияющий вид ожиданием бала и иду прятать браслет в корсаж… после чего спускаюсь в бальную залу, пока мое отсутствие не заметили. При входе в зал меня встречает Бежар и делает комплимент, мол, выгляжу так, что хоть сейчас играть свадьбу. Нервно дергаюсь и, принужденно улыбнувшись, благодарю.
Танцы. Кавалеры, старающиеся быть любезными. Внимательный – строго в рамках этикета – Альберт. Не выдерживаю, встречаюсь с ним глазами и тут же смущенно их опускаю. Кажется, замечаю его улыбку и то, как потеплел взгляд, и поспешно прячу свою улыбку за веером. Дриксенский генерал, с которым удивительно приятно танцевать, и с которым мы действительно много танцуем…
Выстрел в генерала Рейфера внезапен, но Тея даже не может ужаснуться тому, что это произошло во время бала. Только отмечает, что буквально несколько минут назад маркграф именно госпоже Дютиль сетовал на то, что оружие валяется рядом и притом совершенно без присмотра. А еще отмечает, что произошло это все после того, как с означенной госпожой Дютиль поговорил адъютант Первого маршала и даже, кажется, передал ей какие-то послание. Говорить об этом с самим адьютантом как-то не с руки, да и боязно. Поэтому, если никто не обратит на это внимания, пожалуй, стоит рассказать о происходящем кому-нибудь. Возможно, Эрвину – кажется, именно он отвечает за безопасность в замке.
Генерал жив и довольно бодр, он шутит и просит продолжать танцевать. Возможно, стоит выпустить даму из заточения, наверное, она хотела бы потанцевать, а он, как-никак, цел… Однако дама остается под арестом, а потом кто-то достаточно громко сообщает маркграфу новость о том, что его адъютант хотел освободить баронессу Дютиль и теперь находится под стражей. Кажется, без сознания, но жить будет.
Бал продолжается…
Ловлю себя на желании потанцевать с Первым маршалом, но увы – он практически не танцует. Генерал Рейфер оправился от раны и вместе с маркграфиней, Леоной Ноймаринен и мэтром Филдингом танцуtт турдион. Быстрый, поразительный танец… во время которого у Урфриды из прически выпадает добрая половина шпилек, напоминая одну из рассказанных ей перед балом историйисторий (о том, как некий офицер принес тайно на бал накладную косу, а потом в разгар бала сделал вид, что поднимает ее с пола и спросил: «Дамы, кажется, кто-то обронил?» Половина присутствовавших дам хватается за волосы…) У маркграфини красивые волосы, однако они требуют укладки, герцогиня Георгия следует за дочерью.
Пользуясь отсутствием супруги, ко мне подходит маркграф для короткого разговора. Мысленно напрягаюсь, но следую за ним. Маркграф делится поразительными вестями: оказывается, в замке сейчас присутствует мой родственник! Мой отец был не бергером, а подданным кесари Дриксен, однако предал свою страну ради моей матери и меня, несколько лет шпионил, а после был раскрыт и казнен на родине. И прибывший в замок генерал Рейфер никто иной, как его младший брат. Маркграф подчеркивает, что Урфрида знает это, однако она была решительно против того, чтобы сообщать мне новости, и раскрывает свои мотивы. Доротея соглашается, что да, кровь есть кровь, благодарит и лепечет что-то о верности Талигу, не очень понимая, к чему и зачем. Потрясенная, девушка возвращается в зал и уже новыми глазами глядит на дриксенского генерала, приглашающего ее на очередной танец. Аллеманда, и, неожиданно, они первой парой. Нападает неуместная и какая-то не вполне нормальная радостью и желание отыскать сходные черты, пусть даже воображаемые. О том, каким был ее отец, что натворил и как с этим жить, она обязательно подумает позже, но сейчас мысли заняты живым человеком, с которым она танцует. Последняя фигура, и неожиданно даже для нее самой тянет похулиганить, продлить на секунду-другую застывшие «объятия», вынуждая тем самым остальные пары тоже замереть в этой позе.
Бал все еще продолжается… Появляется герцог Салина, переживавший, что так и не станцевал «Дыру в стене» со своей будущей невесткой… Официальный бранль, во время которого неудачный прыжок сдергивает мою нижнюю юбку до середины бедра Х) И невольно вспоминается еще одна история из рассказанных маркграфиней история из рассказанных маркграфиней (как раз о том, как однажды на одном из балов дама потеряла нижнюю юбку. потерю, конечно, деликатно запинали под диванчик, однако история-то в памяти осталась…). Выскочить из круга – немыслимо, улыбаюсь, двигаюсь дальше, с ужасом ожидая следующего прыжка и молясь Создателю, чтобы юбка не свалилась окончательно. Молитвы или везение, но еще 4 прыжка, и неудавшаяся беглянка возвращается обратно, так, что к финалу танца все возвращается на свои круги.
В очередной раз подходит генерал Рейфер, но на этот раз его интересует не танец, а разговор. Мой… дядя тоже не хотел, чтобы я знала о нашем родстве, и понимает, что не может озаботиться обо мне так, как должен, будучи моим старшим родственником. Однако он готов ответить на мои вопросы и помочь, если какая-либо помощь мне понадобится. Разговор выходит довольно тяжелым, и видно, что для собеседника он еще тяжелее, чем для Доротеи.
Глубокий вечер, и, значит, можно проводить ритуал со щитом Манлия. Маркус Ноймаринен произносит слова клятвы.. и Эрвин падает замертво. Что происходит, не очень понятно, все суетятся, и Доротея не исключение… Все обсуждают старые легенды, ничего не понятно, кроме того, что обрат Альберта не может даже подойти к щиту. Доротея мало что понимает, капеллан замка, как может, рассказывает про эту старую ересь. Но тут выясняется, что неожиданных родственников обрела не только я, но и адъютант генерала Рейфера, оказавшийся сыном Рудольфа Ноймаринена. Все заинтересованные уходят на улицу проводить ритуал…
За всеми событиями приходит новость о том, что фок Хайден покончил с собой, и, как бы то ни было, Доротее его жаль. Однако вскоре эту новость сменяет другая: по подозрению в убийстве адьютанта маркграфа арестован Мориус Бежар. Генерал Рейфер, кажется, говорил о том, что просил именно его присмотреть за мной, а, кроме того, не дает покоя другой момент: когда адъютант Первого маршала просил за своего друга, он сказал, что знает человека, уже считающего меня своей невестой. Тогда, уточнив, о ком идет речь, я сообщаю собеседнику, что не являюсь невестой капитана фок Хайдена и не планирую таковой быть, на что слышу замечание о том, что на этом свете все же есть справедливость. Сейчас, когда капитан мертв, раскрыть все это может только Бежар. Но одну меня туда никто не пустит, да и девушка наедине с арестованным… Прошу помощи у Урфриды, та удивляется, но просит разрешения переговорить с Бежаром и получает его. Но тут является посланник *Манрика* Его Величества Фердинанда, того вееежливо просят остаться в замке погостить, после чего игру объявляют оконченной.
Fin
небольшое послесловие
За кадром еще осталось много разного, но если описывать все, боюсь, я так и не закончу этот отчет.
Например, был эпизод, когда я захожу в комнату, а маркграфиня как раз собирается уходить. И тут до меня доносится: «Надеюсь, ты меня простишь, девочка…» - и потом мучительные сомнения: к чему это сказано? Неужели Урфрида все же решила, что Альберту и мне будет лучше порознь и не дала согласие на помолвку? – так я и не вспомнила, когда это было.
Танец адьютантов, и потом, когда маркиз Салина и рэй Кальперадо за руки удирают практически из круга танцующих, видимо, завидев соберано Кэналлоа.
Новый капеллан замка, предупреждающий меня о том, что лучше держаться подальше от герцогини Георгии и быть крайне внимательной при разговоре с ней.
Эрвин Ноймаринен, с угрозой обращающийся к посланнику короля: «Вы понимаете, с Кем разговариваете?!» И Альберт, после оглашения всеобщего решения, с нажимом повторяющий, что это не арест, что вы, просто вам придется задержаться на некоторое время в замке…
Фраза про то, что любая попытка развлечь дам в этом замке проклята: стоит кому-нибудь попытаться это сделать, и его тут же поглощают дела…
И еще много, много дивных моментов, половину из которых я уже не вспомню, а про вторую вряд ли смогу что-то внятное сформулировать.
Доротея получилась довольно слабой, но, вместе с тем, черпающей силу в этом понимании своей слабости. Она будет винить себя за этот тайный брак - по многим причинам. Будет сожалеть о том, что огорчила свою покровительницу. Будет жалеть что поддается Альберту - и, думаю, только Альберту в конечном счете она и будет поддаваться (пока не научится через несколько лет все же как-то свое мнение более-менее отстаивать). Потому что уступить кому-либо для нее еще будет очередным подтверждением ее слабости.
Она не ответит на письмо дяди, даже если каким-то немыслимым образом его получит - но будет следить за его судьбой, насколько ей будет это доступно.
Она всегда будет помнить, что теперь она - Ноймаринен, и брать пример с Урфриды. Как бы та к ней не относилась после того, как узнает о браке.
Она вряд ли сможет избавиться от смутного осознания себя как милой заурядности.... Но приложит все усилия, чтобы дотянуть до того идеального образа "герцогини Ноймаринен", какой ей представляется, и какой ей нарисовала маркграфиня.
Она никогда не пожалеет о том, что связала свою судьбу с Альбертом, и будет считать своим долгом поддерживать его и придавать ему сил - потому что чувствует, что ему это нужно, и в этом в том числе видит оправдание своему согласию. Без этого ощущения она бы при всем прочем не согласилась бы на брак, по крайней мере, в том виде, в каком все произошло.
Итак, Доротея фок Шнеевайс
ПредыгровоеПредыстория
Когда только собиралась на игру, то уже хватило паранойи: а вдруг не справлюсь, да еще с такими сильными игроками играю, да и вообще… Канон читала 3 года назад и не весь, про Бергмарг знала только то, что там маркграф и Урфрида, у которой вроде как что-то было с Лионелем >< С понятиями об этикете все плохо. Со знанием танцев все плохо. Плюс ко всему тогда еще не ясно было, что с работой и графиком, а в планы на ноябрь кроме «Ноймара» и «Лаи к» внезапно добавилась перенесенная «Магическая Америка». После Лаик паранойя усилилась тем, что очень боялась не вролиться, и привычным уже страхом не сыграться, ибо даже после 3х игр я по-прежнему дилетант. Бодрость духа поддерживал только вызов: ах, там много сильных и опытных игроков? Значит, я смогу многому научиться.
Представить Доротею упорно не получалось. Как она росла, что любит, какой у нее характер, как она относится к маркграфине, к Альберту, к фок Хайдену… Какой она видит свою жизнь, что для нее важно, чем она готова пожертвовать и ради чего? Из-за подготовки к Лаик и работы, а также состояния тупняка, в которое меня повергала перспектива игровой переписки с персонажем, к которому я так и не определилась, что чувствую, письма писались в последний момент с привлечением духа матушки (то бишь Снежи) и мучительным высасыванием из пальца тем для писем. И здесь же прозвучала фраза, во многом определявшая не только мое взаимоотношение с персонажем на игре, но и характер Доротеи: «Она же живая. Думает о чем-то, что-то чувствует… Об этом и пиши». Я и написала – о гадании на судьбу, еще о чем-то милом и вполне невинном… Таким же вышло и еще одно мучительно сочиняемое в поезде уже письмо – ответ на высказанное в последнем письме Альберта желание просить моей руки. Увы, я дословно его не помню, а все черновики, равно как и личный дневник, который Доротея вела на игре, после одного из разговоров с Урфридой я уничтожила.
Еще из занятного предыгрового – сшитая хлопчатобумажная нижняя юбка. На тот момент я то ли не отошла еще от Жюльена, то ли не давали покоя лавры Айрис Окделл с ТЛ, но я поняла, что ни одна из нижних юбок не пойдет, в случае чего, на пафосную перевязку просто потому, что ее будет не порвать. Когда юбка уже была дошита, Доротея заявила, что она же все-таки девушка, и хочет _красивую_ нижнюю юбку. Обшила по низу кружавчиками, полюбовалась на свое творение и поняла, что рвать его будет жалко… Впрочем, это все равно не пригодилось.
Второй занятный момент – первое объяснение с Гербертом фок Хайденом, случившееся, согласно загрузу, за месяц до момента игры. Прочитав оный загруз, я заподозрила (не всерьез, но все же…) диверсию Альберта: такими словами просят не руку и сердце, а чем-нибудь тяжелым по голове. Переиграли эпизод в скайпе, Доротея предсказуемо смутилась и пообещала подумать.
Заехала в коттедж вместе с мастерами сильно заранее, и это тоже сыграло свою роль: было время настроиться на игру, сжиться с коттеджем. За подшучиванием друг над другом («Сударь, прошу Вас, в следующий раз предупредите, когда соберетесь шутить…») и болтовней о суровых северных женщинах незаметно прошло время до игры.
Вечер-ночь, день первый. Неприятности, залитые сиропом.Вечер-ночь, день первый. Неприятности, залитые сиропом.
Честно говоря, начало игры я помню довольно смутно. Торжественный вечер, который после оглашения завещания плавно перетекает в полувоенный совет. Кажется, после того, как Урфрида, вернувшись с семейного разговора, меня отпустила, я направилась в свою комнату и решила начать вести дневник, благо делать пока было особо нечего. Да, верно. Как потом ответила госпоже маркграфине на ее вопрос о причинах, оставаться незамужней девушке там было просто не с кем: не с адьютантами же, коим более по нраву общество вина и госпожи Дютиль? Зато удалось пострадать на тему того, что Альберт мил, конечно, но все же капитан фок Хайден мне нравится больше, а к герцогу Ноймаринену, который больше никогда не подпишется Альбертом Доннербургом, я не испытываю ничего кроме дружеских чувств.
Потом последовала прогулка с моей покровительницей и адьютантом Альберта. Переоценив свою шаль и морозостойкость, попросила последнего все же принести плащ… И, пока он отлучался, госпожа маркграфиня огорошила: ее брат просил разрешения переговорить со мной, и, вероятно, я догадываюсь, о чем будет этот разговор? Доротея, конечно, догадывалась, о чем, но совершенно не представляла, что скажет в ответ. Разговоры о судьбе и желаниях, которые почему-то сбываются как правило или слишком поздно, или так, что уж лучше бы не сбывались. Расспросы Михаэля Фризена обо мне, заставившие вспомнить родное поместье, скромный, но уютный сад, поля, по которым мне нравилось скакать верхом… Но про последнее уже не было сказано ни слова, потому что со всем этим Доротея вспомнила детство и мать, смерть которой, несмотря минувшие на 4 года, все еще порой воспринималась остро и болезненно. Поэтому остаток прогулки девушка провела в печальных раздумьях и воспоминаниях, слушая историю Фризена.
Прогулка закончилась, после чего меня представили Маркусу Ноймаринену, который был столь любезен, что обещал найти потерянную на прогулке траурную вуаль. Оставив брата и сестру беседовать, снова вернулась в комнату… точнее, попыталась, т.к., кажется, именно в этот момент адъютант маркграфа захотел со мной поговорить. Я ничего не могла ему сказать хоть сколько-то определенного, и предстоящий разговор меня пугал, а потому, обрадованная появлением своей покровительницы я скомкано попрощалась и юркнула за ней в комнату. Разговоров с госпожой маркграфиней у Доротеи было много, один другого прекраснее, кажется, в этот я уточняла, что она думает про адьютанта своего супруга, и призналась, что он проявляет ко мне внимание. Урфрида охарактеризовала фок Хайдена как честного, смелого и преданного офицера, но это мало мне помогло) Разговариваем и об Альберте. Моя покровительница признается, что обещала брату не обсуждать со мной эту тему до моего разговора с ним, но после она со мной поговорит, причем очень серьезно, а, возможно, даже жестко.
Кажется, какую-то часть вечера я не помню, т.к. была, если не ошибаюсь, еще одна попытка поговорить со мной, в которой Герберт фок Хайден признался, что передавал записку с просьбой о встрече. Записку я не получала и поспешила вернуться в комнату, практически сразу после чего в нашей комнате появилась Марион Дютиль, которая хотела со мной переговорить. Урфрида отпустить меня с ней отказалась, а госпожа Дютиль не захотела раскрыть причину свего визита и нас покинула. Тогда –то Доротея и созналась, что, кажется, знает причину этого визита, и о том, что фок Хайден делал ей предложение, на которое девушка не знает, что ответить. Маркграфиня просила в случае возобновления подобных разговоров направлять мужчину к ней, как ответственной за мою судьбу. Я ей была очень благодарна.
Сойдясь на том, что все происходящее стоит чем-то запить, Урфрида достала из запасов что-то не очень крепкое, но отменно сладкое и, кажется, персиковое. Так родилась коронная фраза «утопить в сиропе», которая после не раз помогала хоть немного примириться с творящимся вокруг хаосом.
Госпожа маркграфиня отошла ко сну, но мне не заспалось: мешали мысли, а также творящийся за дверью шум и женское любопытство. Выйдя на балкон подышать свежим воздухом, и не включив свет, случайно стала свидетельницей того, как адъютант Первого маршала нарывается на дуэль, а после все с того же балкона даже увидела ее финал. К несчастью, на этом же балкончике, заинтересовавшись приоткрытой дверью, меня застал капитан фок Хайден, и в этот раз отвертеться от разговора не удалось. Фактически, избегать этого разговора и далее было столь же неприлично, сколь и соглашаться на него, кроме того, это было попросту некрасиво по отношению к фок Хайдену. Торопливо прерываю его и заставляю подняться с колен, мне ужасно неловко. Разговариваем… Признаю, что да, я все еще не могу дать точного ответа, и нет, дело не в сопернике, а во мне и только во мне. А также в маркграфине, у которой, собственно, и надо просить моей руки. Капитан хочет знать, как отношусь к нему непосредственно я, получает в ответ мои слова о том, что если бы он был мне неприятен, я бы сейчас с ним не разговаривала. Напоследок интересуется, может ли он идти к маркграфине за ее согласием, видимо, считая, что свое я уже дала, я же, не разубеждая его в этом, быстро ретируюсь в свою комнату. У меня еще есть немного времени подумать, а потом разговор возьмет на себя моя покровительница. от усталости и полнейшей запутанности ситуации, от невозможности сделать выбор – я ведь только недавно я перечитывала письма Альберта, с которым тоже завтра предстоит разговор – слезы подкатывают к глазам. Топлю разговор в рюмке сиропа. Урфрида давно спит, большинство гостей отошло ко сну, и сил практически не остается. Остается идти спать, и тут наступает засада: надо как-то выпутаться из платья! Пытаюсь найти Ульриха – но он занят, немногие бодрствующие интересуются, чем они могут мне помочь, но не просить же маркиза Салину расшнуровать мне корсет! Пытаюсь высвободиться из платья сама, предсказуемо завязываю узел и, о счастье! на очередном витке метаний по коттеджу вижу отца Константина. Меня с проклятьями извлекают из платья, попутно отбиваясь от просьб об исповеди, и желают доброй ночи. Запихиваюсь в ночную сорочку, нахлобучиваю на голову чепчик а на плечи шаль и иду чистить зубы, чтобы на обратном пути именно в таком виде познакомиться таки с незадачливым дуэлянтом, коего зовут Мориус Бежар. Убедившись, что тот уже вполне себе жив, здоров и даже собирается завтра меня представить своему другу, решаю, что на сегодня событий с меня явно хватит. На часах около 5 утра, а Доротея твердо намерена встать к утреннему уроку танцев
Первая половина второго дня. Проверка чувствПервая половина второго дня. Проверка чувств
Увы, по прошествии нескольких дней я могу что-то забыть, а что-то художественно переврать, прошу простить меня за это.
Утро началось с вопля будильника, а также отсутствия воды и света. На первом этаже мэтр Филдинг в печали пытался выяснить, будет ли все же урок танцев, и если да, то когда и с кем, мастер пытался выяснить, когда включат воду-свет-отопление, я выясняла, куда подевалась привезенная мной овсянка. Поскольку сборы шля вяло, я успела позавтракать и вообще, кажется, мозолила глаза окружающим до тех пор, пока меня не спросили, действительно ли я собираюсь учиться танцевать в ночной сорочке. Пришлось подняться, благо приехала Гизелла, да и Урфрида уже проснулась. Со сборами немного затянули, тем более, что надо было затянуть в платье госпожу маркграфиню, в итоге волосы скалываю во что-то безыскусное. Спускаемся вниз, учимся танцевать. Фраза «То, что справа – дама», безусловно, запомнится надолго. К нам присоединяются какие-то люди, кто-то покидает нас, занятый делами… Честно говоря, я не помню, что именно и в каком составе мы повторяли, увы… Зато точно помню, что там были 2 алеманды, в которых я запуталась и решила непременно подойти к мэтру Филдингу после, раз уж сейчас он был занят. Ко мне подходит Альберт, уверяет, что его чувства остались неизменными, и, несмотря, на новые обстоятельства, он по-прежнему хотел бы видеть меня своей женой. Разговор ожидаем, и это счастье, что ответ можно не давать прямо сейчас.
Начинается охота. Кажется, я успеваю еще до нее подняться в свою комнату, но был ли разговор с моей покровительницей или нет, и о чем, увы, уже не помню. Скорее всего, был, но, в любом случае, короткий и не об Альберте.
Охота проходит довольно странно. Был азарт, причем, кажется, одному из волков дважды досталось от меня мячиком по голове – притом, что с меткостью у меня очень печально. Был раненый маркиз Салина, которому госпожа маркграфиня делала перевязку из моего и своего платочков, а молодой человек рвался на подвиги и не желал дождаться, пока его осмотрит лекарь… Был волк, бросившийся на меня практически в беседку, и погибший от чьего-то выстрела. Был раненый Эрвин Ноймаринен, пытавшийся улыбаться и заверять, что все нормально и не надо беспокоиться. Была попытка выйти на помощь раненым – и шаг назад, после слов Леоны Ноймаринен и понимания, что, выйди я сейчас, от меня будет не сколько помощь, сколько новые заботы из-за моей беспомощности. Был раненый генерал Рейфер, сокрушавшийся из-за своего мундира… и принявший платок, чтобы перевязать свою рану. Собственная беспомощность, в которой только и остается надеяться на других и говорить о ерунде с дриксенским генералом, только бы не думать происходящем…
Наконец, охота завершается, раненых ведут в дом. Гизелла ранена, заводим ее в комнату. Туда же проходит ее разозленная сестра и мэтр Филдинг, после присоединяется и Альберт…
Ранены всего семь человек, и по какой-то причине именно мне приходится помогать Первому маршалу добраться до своей комнаты. Как-то справляюсь с лестницей, собственными юбками и старающимся не слишком опираться на даму подопечным… Спрашиваю, как он себя чувствует, и, видя, как пытающийся выпрямиться раненый шипит, что хорошо, извиняюсь за неуместный вопрос. Поднимаемся на площадку – и я вижу стоящего у стены капитана фок Хайдена. Окликаю его, но, видимо, недостаточно громко. Хочется рявкнуть, но кто я такая? Уж явно не базарная торговка, и не его непосредственный начальник. Всего лишь девушка, которую он обещал оберегать, и о которой хотел заботиться… Адъютант маркграфа замечает меня и, подойдя, вновь уходит – за лекарем… Что ж, пусть так. Вновь заглядываю в комнату маршала Савиньяка – раненый мужчина практически без движения лежит на кровати. Не рискую как-либо его беспокоить, только интересуюсь, не нужно ли чего, может быть воды? Лекарь сейчас занят, но он обязательно подойдет, как только освободится… Меня просят позаботиться о пистолете, который Первый маршал использовал на охоте – забираю оружие и обещаю вернуть владельцу. Впрочем, на глаза почти сразу попадается Маркус Ноймаринен – мы представлены, и он явно разбирается в оружии лучше меня. Определив предполагаемого владельца пистолета – генерала Рейфера – молодой человек обещает передать оружие. В комнате раненая Гизелла, которая хочет о чем-то переговорить с отцом Константином, у дверей обеспокоенный адъютант Альберта – Михаэль? – интересуется, как девушка себя чувствует. Не желая мешать разговору, иду в библиотеку. Уже там жалею, что не взяла с собой дневник, но не возвращаться же? Беру перо и бумагу в библиотеке, больше похожей на лазарет, пытаюсь в очередной раз записать свои мысли. Столько всего переменилось за эти сутки, даже меньше! Перо неудобное, и находящийся там же генерал Рейфер просит принести свой письменный прибор, за что Доротея его искренне благодарит. Впрочем, написать удается всего несколько строк: в библиотеку стремительно входит маркграфиня, и я понимаю, что пришло время для того самого разговора. Гизелла уже хорошо себя чувствует и оставляет нас наедине.
Урфрида сообщает, что фок Хайден просил моей руки и просит хорошо подумать. Она честна: адъютант маркграфа не лучшая партия для меня, но он хорошо ко мне относится, и, пожалуй, спокойная жизнь с таким человеком может быть гораздо лучшим выбором чем то, что принесет замужество с Альбертом. Меня не готовили к постоянной жизни на виду, которую должна будет вести герцогиня Ноймаринен, когда каждое слово, каждый жест будут придирчиво оцениваться и, возможно, толковаться превратно. Когда надо будет быть любезной – искренне любезной - с людьми, которые могут быть неприятны или, более того, отвратительны. Когда не у кого попросить совета и некому довериться – даже личному дневнику или исповеднику. Когда на тебя всегда, всегда! будут смотреть как на выскочку. Когда каждый шаг, каждое слово, каждый жест должны быть безупречны. И при этом – уметь поддержать Альберта, который, на взгляд Урфриды, слишком слаб для того, чтобы быть герцогом.
Создатель! Если бы этот разговор состоялся утром! До того, как она увидела, как маркграф отчитывает на охоте своего адьютанта за бездействие. До того, как оный капитан фок Хайден даже не заметил, что навязывается со своими чувствами. До этого нелепого, но такого показательного случая с раненым графом Савиньяком… Увы. Доротея никогда не сможет уважать такого мужа. От чувств, которые еще вчера едва не пролились слезами, не осталось ничего кроме равнодушного и чуть обреченного облегчения: последний разговор с капитаном фок Хайденом предстоит не ей. Девушка вспоминает настойчивость мужчины и высказывает опасение, что на этом разговоре капитан не остановится… Что ж, в таком случае она может сообщить, что столь навязчивое внимание ей неприятно. После этого Урфрида еще раз настоятельно просит подумать относительно замужества с Альбертом и удаляется.
День второй. События продолжается…День второй. События продолжается…
Еще более сумбурно, увы. И я определенно налажала с последовательностью эпизодов…
Доротея честно пытается подумать. Даже о фок Хайдене, но тут думать особенно не о чем: девушка уверена, что выбор сделан верный. Перечитывает письма Альберта, полные тепла и нежности. Размышляет: готова ли она приложит все усилия, чтобы стать такой герцогиней, которую нарисовала Урфрида: в том, что покровительница описала ситуацию честно и точно, Доротея не сомневается. Девушка молится, размышляет… Включает матушкину музыкальную шкатулку и пытается представить, что бы сказала ей родительница, что посоветовала? Молитвы приносят некоторое успокоение, и ответ. Да, она действительно этого хочет и сможет стать достойной Альберта герцогиней Ноймаринен, если ее поддержит Урфрида. А пока что, как знак того, что прошлая жизнь вот-вот закончится, надо уничтожить дневник. Ничего особенного, всего лишь несколько страниц сентиментальных мыслей, но кто знает, как их смогут использовать? Дописать что-либо, неверно истолковать уже написанное… Да даже записи о том, что ей более по душе капитан фок Хайден, уже могут кого-то заинтересовать. Пора становиться параноиком. Она – слабое место Альберта, и не должна его подвести, тем более так неосторожно.
Доротея спускается вниз, где встречает сразу несколько новостей: мертв отец Константин, а адъютант герцога Ноймаринена взят под стражу. К девушке, как она и опасалась, подходит капитан фок Хайден и пытается что-то ей объяснить. Оправдывающийся перед отвергнутой его девушкой мужчина Доротее неприятен, тем более, что разговор опять сводится к более удачливому сопернику. Девушка невольно выпрямляет спину, одаривая собеседника холодным взглядом. Как можно настолько не хотеть услышать ее, настолько не допускать даже мысли, что виной всему не соперник, а лишь ее выбор? Да еще пытаться как-то объяснить те моменты, которые оттолкнули девушку (видимо, Урфрида не стала щадить чувства фок Хайдена и высказалась довольно откровенно)… Доротея обрывает неприятный разговор, сообщая, что это в любом случае уже не имеет никакого значения.
Стоило адьютанту маркграфа отойти, как его место занимает адютант Первого маршала, Мориус Бежар. Одарив комплиментом, он просит серьезного разговора, начинающегося весьма многообещающе: «Вы готовы спасти другого человека ценой своей жизни?». Доротея слушает. Оказывается, есть обычай, согласно которому незамужняя девица может взять на поруки и в мужья осужденного на казнь, тогда его отпустят. И теперь Бежар готов уцепиться даже за эту надежду, а потому обращается ко мне за помощью. К сожалению, он не знает, за что осужден Фризен, но, но, но…
Вот и началось, думает девушка, отойдя от собеседника… Она еще даже не невеста герцога, а от нее уже зависит чья-то жизнь. Зависит исключительно формально – Доротея не решится на этот шаг, да и не видит в нем смысла: причину смертного приговора она не знает, и это было бы предательством по отношению к Альберту. Урфрида, которой девушка описывает ситуацию, не упускает возможности еще раз ей напомнить: у нее будут просить, умолять, взывать к кому и чему угодно ради того, чтобы она составила протекцию. Привыкайте, Доротея, если Вы действительно этого хотите…
Да, чуть позже в разговоре с Урфридой подтверждает девушка. Я действительно этого хочу. Что ж, тогда никогда не опускайте взгляд. Вы знаете девиз семьи, в которую хотите войти? Доротея скромно опускает взгляд (ибо игрок тормоз и начисто упустил из виду эту информацию, плюс даже не дошел до библиотеки, чтобы это исправить). «Сколько бы вас ни было!» - произносит Урфрида. Она еще раз напоминает, что пока официального согласия на помолвку она не дала, я еще могу передумать, потом, после разорванной помолвки, меня может ждать только монастырь. Страшно. Безумно страшно ошибиться, но выбор уже сделан, и теперь остается только следовать ему. Доротея понимает, что, пожалуй, недостаточно умна, недостаточно эрудированна, начитанна, безукоризненна в этикете и умении владеть собой… Но она приложит все усилия, чтобы это исправить. И будет надеяться, что этого будет достаточно.
После всего происходящего хочется на воздух. Кроме того, уверившись, что да, она сможет, Доротея решает, как и собиралась, уничтожить дневник, который все еще носит в сумочке. Встреченный генерал Рейфер, увидевший, что девушка решает выйти на улицу одна, в провожатые ей настойчиво предлагает своего адьютанта… Но вместо него сопровождать Доротею вызывается брат Альберта, Эрвин – тот самый, что принес вчера потерянную шаль. Бумага занимается практически сразу, на память остается только оплавленная ленточка, которую Тея будет хранить на память. Теперь это – все, что она может себе позволить. Уже подходя к дому Эрвин уточняет, верно ли, что идет речь о моей помолвке с Альбертом и говорит, что будет рад, если я войду в их семью.
Сразу по входу в дом на глаза Доротее попадает мэтр Филдинг. Скоро бал, так почему бы не уточнить те самые шаги в аллеманде Сесиль? Уточнение перерастает в импровизированный мастер-класс по танцам, к которому неожиданно присоединяется сначала адъютант дриксенского генерала, а затем и он сам. Танцы идут весело, тем более, что спустя какое-то время герцог Ноймаринен, Первый Маршал и, кажется, маркграф освобождают нам большую комнату.
Сообщают, что скоро состоится принесение присяги герцога Ноймаринен. Доротея вновь поднимается к себе. На лестнице происходит очередная встреча с адьютантом маркграфа, которому, кажется, уже сообщили о грядущей помолвке Доротеи и Альберта. Кажется, он так ничего и не понял, если поздравляет меня с удачным выбором так, что хочется сказать в ответ какую-то колкость. Впрочем, холодное: «Мы, кажется, уже все обсудили» - вроде бы действует не хуже. Неужели еще вчера я всерьез считала, что влюблена в него?
В замке очередной гость – герцогиня Георгия Ноймаринен. Конечно же, матери с дочерьми предстоит многое обсудить, и Доротея оказывается предоставлена сама себе. Честно говоря, не очень помню, чем она занималась. Кажется, именно тогда я пошла на уже облюбованный балкончик, в печали размышляя о том, как же все-таки странно выходит с желаниями. Я загадывала счастье с фок Хайденом... И какое счастье, что это желание не сбылось! Михаэль загадывал что угодно, но уж точно не смерть… Интересно, то, что загадала Урфрида, также исказилось? За окном мигает фонарь – тот самый, что потух на счет «три!», когда мы загадывали желания… Доротея с горечью приходит к выводу, что никогда больше не будет ничего загадывать. Выхожу с балкона, и вижу разговаривающих фок Хайдена и баронессу Дютиль. Мужчина и женщина стоят достаточно близко друг другу… Что ж, каждый из нас сделал свой выбор, и это даже не обидно, так, всего лишь еще один штрих к портрету человека, уверявшего меня в своей любви…
Или, возможно, именно тогда происходит объяснение с Альбертом… Доротея все еще не знает, чего хочет, практичные соображения (она не готова быть герцогиней и вряд ли будет готова, она понимает, что этот брак крайне не выгоден герцогу Ноймаринен) и романтичные мешаются в голове… И как же ей не хочется терять Альберта! Да и раздумья были такими мучительными, но ведь она почти решилась на этот брак… Будучи практически прижатой к стенке (фигурально выражаясь), Доротея дает свое согласие.
Начинается церемония принесения присяги. Теперь Альберт официально герцог Ноймаринен. После этого неожиданно берет слово Первый маршал, и преподносит в дар щит, который, предположительно, принадлежал Манлию. Идет речь о каком-то ритуале, согласно которому можно обрести некую силу и стать тем самым Щитом Талига. Ритуал надо проводить после заката, а потому решают его отложить. Один из братьев Альберта, Эрвин, нервно теребит шейный платок, и, кажется, не очень хорошо себя чувствует, но все быстро проходит. Видимо, действительно ничего особенного не произошло. Альберт предлагает всем подготовиться к балу, который скоро начнется…
Переодеваемся, попутно обсуждая разные занятные и не очень истории, происходившие на балах. Дамы спустились вниз, а я задержалась, примеряя украшения, и тут в дверь стучит Альберт и просит проследовать за ним. Ничего не понимаю, но иду…
Зато, зайдя в комнату для «короткого разговора», вижу капеллана и сердце ёкает, а потом начинает трепыхаться. Альберт говорит о своих чувствах, и о том, что если брак не совершить сейчас, то потом нам не позволят это сделать… Спрашиваю, почему – и Альберт признается в том, какие именно новости привезла его мать. Доротея мало что понимает в политике, она снова напугана необходимостью делать выбор… Бьется мысль об Урфриде и том, что она осудит, но Альберт уверяет, что формально его сестра свое согласие уже дала. Сама необходимость тайного брака, эта спешка заставляют девушку колебаться… но вечно колебаться невозможно. И понимание того, что или сейчас, или никогда, вынуждает таки дать Доротею свое согласие. Чего тут было больше – любви, нежелания выбирать, боязни как-то строить жизнь заново, без Альберта, после того. как она уже примерила мысленно на себя роль его будущей супруги?.. Не могу сказать, и тогда не могла. А потом стало поздно жалеть. Да Доротея и не пожалела. О чем угодно, но только не о том, что решила связать свою судьбу с Альбертом. *возможно, если бы она допустила к себе это сожаление, то просто сломалась бы*
Капеллан пространно рассуждает о том, что это даже не тайна исповеди и он не обязан хранить тайну, и вообще делает им одолжение… Внутри снова ёкает: девушка осознает, в какую зависимость из-за нее попадает Альберт перед этим малознакомым, по сути, человеком. «Привыкай. Ты всегда будешь его слабостью, его уязвимым местом. И потому не можешь быть слабой» - мелькает в голове. «Сколько бы вас ни было», да?» - отвечает на эти мысли девиз Ноймариненов, отныне – и твой девиз. Cпина непроизвольно выпрямляется. Меняемся браслетами, торопливые и жадные объятия… Теперь я могу называть Альберта по имени. Своего супруга… С подтверждением брака Альберт решает подождать, из комнаты выходим поодиночке – как будто то, что я выхожу из покоев герцога одна не являлось чем-то предосудительным… Но об этом не думалось. Ни о чем не думалось, кроме необходимости спрятать браслет из сумочки куда-то понадежнее, и о том, что теперь они с Альбертом вместе. Воистину, встреча с маркграфом была крайне отврезвляющей)))) Объясняю свой слишком сияющий вид ожиданием бала и иду прятать браслет в корсаж… после чего спускаюсь в бальную залу, пока мое отсутствие не заметили. При входе в зал меня встречает Бежар и делает комплимент, мол, выгляжу так, что хоть сейчас играть свадьбу. Нервно дергаюсь и, принужденно улыбнувшись, благодарю.
Танцы. Кавалеры, старающиеся быть любезными. Внимательный – строго в рамках этикета – Альберт. Не выдерживаю, встречаюсь с ним глазами и тут же смущенно их опускаю. Кажется, замечаю его улыбку и то, как потеплел взгляд, и поспешно прячу свою улыбку за веером. Дриксенский генерал, с которым удивительно приятно танцевать, и с которым мы действительно много танцуем…
Выстрел в генерала Рейфера внезапен, но Тея даже не может ужаснуться тому, что это произошло во время бала. Только отмечает, что буквально несколько минут назад маркграф именно госпоже Дютиль сетовал на то, что оружие валяется рядом и притом совершенно без присмотра. А еще отмечает, что произошло это все после того, как с означенной госпожой Дютиль поговорил адъютант Первого маршала и даже, кажется, передал ей какие-то послание. Говорить об этом с самим адьютантом как-то не с руки, да и боязно. Поэтому, если никто не обратит на это внимания, пожалуй, стоит рассказать о происходящем кому-нибудь. Возможно, Эрвину – кажется, именно он отвечает за безопасность в замке.
Генерал жив и довольно бодр, он шутит и просит продолжать танцевать. Возможно, стоит выпустить даму из заточения, наверное, она хотела бы потанцевать, а он, как-никак, цел… Однако дама остается под арестом, а потом кто-то достаточно громко сообщает маркграфу новость о том, что его адъютант хотел освободить баронессу Дютиль и теперь находится под стражей. Кажется, без сознания, но жить будет.
Бал продолжается…
Ловлю себя на желании потанцевать с Первым маршалом, но увы – он практически не танцует. Генерал Рейфер оправился от раны и вместе с маркграфиней, Леоной Ноймаринен и мэтром Филдингом танцуtт турдион. Быстрый, поразительный танец… во время которого у Урфриды из прически выпадает добрая половина шпилек, напоминая одну из рассказанных ей перед балом историйисторий (о том, как некий офицер принес тайно на бал накладную косу, а потом в разгар бала сделал вид, что поднимает ее с пола и спросил: «Дамы, кажется, кто-то обронил?» Половина присутствовавших дам хватается за волосы…) У маркграфини красивые волосы, однако они требуют укладки, герцогиня Георгия следует за дочерью.
Пользуясь отсутствием супруги, ко мне подходит маркграф для короткого разговора. Мысленно напрягаюсь, но следую за ним. Маркграф делится поразительными вестями: оказывается, в замке сейчас присутствует мой родственник! Мой отец был не бергером, а подданным кесари Дриксен, однако предал свою страну ради моей матери и меня, несколько лет шпионил, а после был раскрыт и казнен на родине. И прибывший в замок генерал Рейфер никто иной, как его младший брат. Маркграф подчеркивает, что Урфрида знает это, однако она была решительно против того, чтобы сообщать мне новости, и раскрывает свои мотивы. Доротея соглашается, что да, кровь есть кровь, благодарит и лепечет что-то о верности Талигу, не очень понимая, к чему и зачем. Потрясенная, девушка возвращается в зал и уже новыми глазами глядит на дриксенского генерала, приглашающего ее на очередной танец. Аллеманда, и, неожиданно, они первой парой. Нападает неуместная и какая-то не вполне нормальная радостью и желание отыскать сходные черты, пусть даже воображаемые. О том, каким был ее отец, что натворил и как с этим жить, она обязательно подумает позже, но сейчас мысли заняты живым человеком, с которым она танцует. Последняя фигура, и неожиданно даже для нее самой тянет похулиганить, продлить на секунду-другую застывшие «объятия», вынуждая тем самым остальные пары тоже замереть в этой позе.
Бал все еще продолжается… Появляется герцог Салина, переживавший, что так и не станцевал «Дыру в стене» со своей будущей невесткой… Официальный бранль, во время которого неудачный прыжок сдергивает мою нижнюю юбку до середины бедра Х) И невольно вспоминается еще одна история из рассказанных маркграфиней история из рассказанных маркграфиней (как раз о том, как однажды на одном из балов дама потеряла нижнюю юбку. потерю, конечно, деликатно запинали под диванчик, однако история-то в памяти осталась…). Выскочить из круга – немыслимо, улыбаюсь, двигаюсь дальше, с ужасом ожидая следующего прыжка и молясь Создателю, чтобы юбка не свалилась окончательно. Молитвы или везение, но еще 4 прыжка, и неудавшаяся беглянка возвращается обратно, так, что к финалу танца все возвращается на свои круги.
В очередной раз подходит генерал Рейфер, но на этот раз его интересует не танец, а разговор. Мой… дядя тоже не хотел, чтобы я знала о нашем родстве, и понимает, что не может озаботиться обо мне так, как должен, будучи моим старшим родственником. Однако он готов ответить на мои вопросы и помочь, если какая-либо помощь мне понадобится. Разговор выходит довольно тяжелым, и видно, что для собеседника он еще тяжелее, чем для Доротеи.
Глубокий вечер, и, значит, можно проводить ритуал со щитом Манлия. Маркус Ноймаринен произносит слова клятвы.. и Эрвин падает замертво. Что происходит, не очень понятно, все суетятся, и Доротея не исключение… Все обсуждают старые легенды, ничего не понятно, кроме того, что обрат Альберта не может даже подойти к щиту. Доротея мало что понимает, капеллан замка, как может, рассказывает про эту старую ересь. Но тут выясняется, что неожиданных родственников обрела не только я, но и адъютант генерала Рейфера, оказавшийся сыном Рудольфа Ноймаринена. Все заинтересованные уходят на улицу проводить ритуал…
За всеми событиями приходит новость о том, что фок Хайден покончил с собой, и, как бы то ни было, Доротее его жаль. Однако вскоре эту новость сменяет другая: по подозрению в убийстве адьютанта маркграфа арестован Мориус Бежар. Генерал Рейфер, кажется, говорил о том, что просил именно его присмотреть за мной, а, кроме того, не дает покоя другой момент: когда адъютант Первого маршала просил за своего друга, он сказал, что знает человека, уже считающего меня своей невестой. Тогда, уточнив, о ком идет речь, я сообщаю собеседнику, что не являюсь невестой капитана фок Хайдена и не планирую таковой быть, на что слышу замечание о том, что на этом свете все же есть справедливость. Сейчас, когда капитан мертв, раскрыть все это может только Бежар. Но одну меня туда никто не пустит, да и девушка наедине с арестованным… Прошу помощи у Урфриды, та удивляется, но просит разрешения переговорить с Бежаром и получает его. Но тут является посланник *Манрика* Его Величества Фердинанда, того вееежливо просят остаться в замке погостить, после чего игру объявляют оконченной.
Fin
небольшое послесловие
За кадром еще осталось много разного, но если описывать все, боюсь, я так и не закончу этот отчет.
Например, был эпизод, когда я захожу в комнату, а маркграфиня как раз собирается уходить. И тут до меня доносится: «Надеюсь, ты меня простишь, девочка…» - и потом мучительные сомнения: к чему это сказано? Неужели Урфрида все же решила, что Альберту и мне будет лучше порознь и не дала согласие на помолвку? – так я и не вспомнила, когда это было.
Танец адьютантов, и потом, когда маркиз Салина и рэй Кальперадо за руки удирают практически из круга танцующих, видимо, завидев соберано Кэналлоа.
Новый капеллан замка, предупреждающий меня о том, что лучше держаться подальше от герцогини Георгии и быть крайне внимательной при разговоре с ней.
Эрвин Ноймаринен, с угрозой обращающийся к посланнику короля: «Вы понимаете, с Кем разговариваете?!» И Альберт, после оглашения всеобщего решения, с нажимом повторяющий, что это не арест, что вы, просто вам придется задержаться на некоторое время в замке…
Фраза про то, что любая попытка развлечь дам в этом замке проклята: стоит кому-нибудь попытаться это сделать, и его тут же поглощают дела…
И еще много, много дивных моментов, половину из которых я уже не вспомню, а про вторую вряд ли смогу что-то внятное сформулировать.
Доротея получилась довольно слабой, но, вместе с тем, черпающей силу в этом понимании своей слабости. Она будет винить себя за этот тайный брак - по многим причинам. Будет сожалеть о том, что огорчила свою покровительницу. Будет жалеть что поддается Альберту - и, думаю, только Альберту в конечном счете она и будет поддаваться (пока не научится через несколько лет все же как-то свое мнение более-менее отстаивать). Потому что уступить кому-либо для нее еще будет очередным подтверждением ее слабости.
Она не ответит на письмо дяди, даже если каким-то немыслимым образом его получит - но будет следить за его судьбой, насколько ей будет это доступно.
Она всегда будет помнить, что теперь она - Ноймаринен, и брать пример с Урфриды. Как бы та к ней не относилась после того, как узнает о браке.
Она вряд ли сможет избавиться от смутного осознания себя как милой заурядности.... Но приложит все усилия, чтобы дотянуть до того идеального образа "герцогини Ноймаринен", какой ей представляется, и какой ей нарисовала маркграфиня.
Она никогда не пожалеет о том, что связала свою судьбу с Альбертом, и будет считать своим долгом поддерживать его и придавать ему сил - потому что чувствует, что ему это нужно, и в этом в том числе видит оправдание своему согласию. Без этого ощущения она бы при всем прочем не согласилась бы на брак, по крайней мере, в том виде, в каком все произошло.
@темы: Отблески Этерны, игровое
Я помню фразу Эрвина, когда мы возвращались с импровизированной прогулки. И да, неужели не было интересно, что же такое уничтожает избранница герцога?)))
К слову, мне кажется, или нас так друг другу и не представили? Маркусу меня представляла Урфрида, это я помню...
Я даже не стану спрашивать, что вы жгли, сударыня... ну жгли и жгли, мало ли какая блажь придет в хорошенькую головку)))
И вообще я бы одна прогулялась, сад небольшой... Вроде бы это не слишком приличия нарушает?
С такими представлениями о приличиях из меня герцогиня... Сударь, это вам действительно было надо?
Вот это был бы анекдот...
Вы все хотели вогнать Альберта в фейспалм и страдания, как я вижу. Я бы принял ваше предложение, назло обеим сторонам. В конце концов, с чего мне себя навязывать кому-то.
Эйхе, как же не рассматривалось? вы не были бы готовы ценой своего брака спасти несчастного приговоренного?
Возможно, я могла подойти к Вам и спросить, что же натворил господин Фризен... Но почему-то была уверена, что это не лучшая идея. Не только потому, что была уверена, что это не очень по этикету - какой этикет, когда речь о чужой жизни? Но вот то, что меня уже просили поручиться за кого-то незнакомого, хотя я даже не Ваша невеста... Я это расценила как попытку влиять на Вас через меня, хотя, возможно, была в этом неправа.
В общем, все было как-то очень сложно) Но вот по эмоциям я действительно не рассматривала это предложение как возможное для себя. Никогда. Увы...
Возможно, сказались 4 года в обществе Вашей сестры. Так что из цветочка еще ооочень многое и разное может вырасти...
Надеюсь, мне удастся дописать эту простыню.
Простите, что так сумбурно
Нда... если бы так вышло я бы оторвался, но думаю история тоже бы вышла грустной.
читать дальше
Приданое, мило, но это вот явно самое главное.
читать дальше
МанрикаФердинанда.Но, думаю, если Альберт будет для нее тоже своеобразным якорем, за который она будет цепляться, то она сможет остаться более-менее собой. Если не разочаруется в какой-то момент (но она довольно снисходительна к супругу) и если будет чувствовать любовь и поддержку.
С другой стороны, не думаю, что этот разговор принес бы много интересного... Как я поняла, речь шла о том, что именно фок Хайден подставил моего отца - ну и сказал бы он это при Урфриде? Притом, что мы все трое уже и так это знаем?